[23/02/2000, "Московский комсомолец" No ?? (1??), Екатерина Сажнева]

РАССЛЕДОВАНИЕ

"Я делал их тела совершенными". Философия маньяка

От него пахнет тюрьмой и испугом. Куцая телогрейка не скрывает дрожащего тела. Движения порывисты. Трусливо скользят глаза: от облупившейся стены к зиме за окном, от потолка к полу, от угла к углу — лишь бы не столкнуться с моим взглядом.
— Извращенцы... Ненавижу их, просто ненавижу. Это мерзкие люди, которые портят детей. Я сам не такой. Я — учитель, святой человек. Я лепил своих учеников. Доводил их до идеала. Самое горькое — когда видии мир глазами ребенка, можешь учить его всему — и не имеешь возможности сделать это. Совсем как я сейчас — с усталой обреченностью кивает он на тюремную решетку.
Со "святым человеком" и любителем маленьких девочек 43-летним Николаем Сусловым я встретился в одной из пересыльных тюрем — Тверском "централе". Он прибыл сюда по этапу из Москвы. На его счету 5 судимостей и более 10 лет постоянной "охоты" за малолетками. Он не убивал и не насиловал их. Он их... изучал. И при этом очень любил. Такая вот философия.

Переполох в детском оздоровительном лагере "Москвич", что недалеко от подмосковного Чехова, начался чуть ли не на следующий день после заезда первой смены. Три десятилетние девочки — Саша, Аня и Света (все имена изменены. — Е.С.) — пожаловались вожатым на странное поведение своего отрядного воспитателя, педагога с 19-летнем стажем. Тот постоянно пытался уединиться с ними, задирал платьица, спускал трусики и водил по телу волосатыми руками.
— Мы боимся оставаться с ним, — утверждали школьницы. — Он сказал, что скоро мы убежим от наших мальчишек в лес и будем там купаться голышом в речке. Но мы этого совсем не хотим...
Испуганные девочки — все как одна худенькие и маленького росточка, настоящие цыплята. Причем в отряде были и вполне развитые красавицы, но их странный воспитатель почему-то не тревожил.
Взволнованные взрослые вызвали из Чехова наряд милиции. Они не хотели никого заранее пугать, наивно предполагая, что девочки выдумывают. Скоро приехал и местный инспектор по делам несовершеннолетних. Когда с его помощью детишек потихоньку расспросили о случившемся, то последние сомнения отпали — в лагере завелся самый настоящий маньяк, охотившийся именно за маленькими, хрупкими девочками.
Звали маньяка Николай Николаевич Суслов. Все его документы на первый взгляд были в полнейшем порядке — отличная медицинская карточка, два диплома о высшем педагогическом образовании, справки о прививках. Но вскоре выяснилось, что год его рождения в паспорте исправлен с 1956-го на 1950-й, вузовские документы представлены лишь в ксерокопии, а из медкнижки вырвано несколько страниц. Не удалось найти и большого начальника, который якобы "порекомендовал" руководству лагеря взять Суслова на летнюю работу. Оказалось, что сомнительная протекция была сделана неизвестным просто по телефону.
Суслова задержали и, пока суд да дело, отправили запрос в столицу — вдруг за ним еще что-нибудь криминальное числится? Ответ не заставил себя долго ждать — вот уже около полугода "воспитатель" находился в федеральном розыске!

— Я вообще люблю детей. В них заключается цель моей жизни, мое счастье. Знаете, когда столько лет проработаешь в школе, сам немного становишься ребенком. А у меня два десятка лет педагогического стажа. Я историк по специальности. Даже диплом в свое время по новой истории защитил о детях-сиротах. Работал в лагере "Артек" на берегу Черного моря, в дружине "Морская". Как там все было замечательно и по-доброму. Не то что здесь...

8 июня 1999 года Чеховская прокуратура возбудила против Николая Суслова уголовное дело. Его обвиняли в том, что он совершал развратные действия в отношении лиц, заведомо не достигших 14 лет.
— У меня у самой сын такого же возраста, поэтому я представляю себе, что должны были почувствовать родители тех девочек, — возмущается старший следователь Чеховской прокуратуры Тамара Гончарова. — Мерзавец все-таки этот Суслов. Когда я допрашивала его в первый раз, он сочинял, что все его документы подлинные. На самом деле он "купил" себе высшее образование в переходе метро. А вот печати в его дипломе действительно настоящие. Суслов ведь очень убедительно врал и как-то, зайдя в канцелярию одного из престижных московских вузов, попросил срочно заверить ему копию диплома. Дескать, надо вот-вот ехать в летний лагерь, а подлинник куда-то затерялся. Никто и не подумал проверять Суслова.
Таким же способом получил Суслов и необходимые медицинские справки. Заскочил ненадолго в больницу, изобразил страшную спешку перед отъездом на летний отдых — медсестра и "шлепнула" в липовую медкнижку заветный штампик. А Суслов, выйдя из смотрового кабинета, заприметил в коридоре хорошенькую 11-летнюю девочку. Вывел ее быстрее на темную лестницу и попросил спустить брюки и трусы...

— Все было совсем не так. Во всем виноваты родители девочки. Они забыли сделать дочери нужные анализы. Ни один врач не взял бы ее без них в лагерь. А кто лучше меня, педагога, знает девичье тельце? Здоровое оно или больное? Я решил девчушку осмотреть, ведь Сашеньку должны были зачислить в мой отряд. Я снял с нее штанишки, осмотрел спинку и животик — никаких отклонений в здоровье не нашел. Для этих же целей я и других девочек в лагере осматривал — Анечку, Светланочку. Их мамы должны мне быть за эти осмотры благодарны. Получается, я готовил девочек к полноценному отдыху, а меня же за это и наказали...

Очень скоро выяснилось, что Суслов уже "осматривал" раньше московских пятиклассниц в школе-интернате №1867. В сентябре 1998 года он устроился туда преподавать географию и заодно подрабатывал воспитателем группы продленного дня. Как ему удалось втереться в доверие к руководству интерната, да еще и проработать там несколько месяцев, не вызывая никаких подозрений, — сплошная загадка.
Наташа не очень понимала, зачем учитель Николай Николаевич завел ее однажды на переменке в пустой класс и, задрав подол ее коротенькой юбчонки, щупал низ живота. Его руки были влажными от возбуждения. Наверное, боялся, что его застигнут?
А 10-летняя Даша старательно раздвигала ноги, пока учитель гладил ее голый живот. Девочке хотелось поскорее записаться в бассейн, а без медицинского осмотра Николая Николаевича, как он сам ей объяснил, ее туда не пустили бы.

Некоторые родители обеспокоились странными рассказами дочерей. Они написали заявление в Чертановскую межрайонную прокуратуру. Следователь приезжал в интернат, опрашивал учениц.
— Проверка всех обстоятельств произошедшего длилась около десяти дней. Мы запрашивали МВД, есть ли у них что-нибудь на Суслова Николая Николаевича, 1950 года рождения — как было написано у него в паспорте. Пришел ответ, что этот Суслов "чист" перед законом. А потом выяснилось, что наш "герой" в документе исправил дату рождения и стал благодаря этому моложе на целых 6 лет. На самом деле Суслов в свое время имел четыре судимости и дважды привлекался к уголовной ответственности именно за разврат с малолетними детьми, — говорит заместитель Чертановского межрайонного прокуратура г.Москвы Андрей Баженов.
22 сентября 1998 года Николай Суслов должен был явиться в прокуратуру для предъявления ему обвинения. Но туда он так и не дошел. Не нашелся подозреваемый ни на бывшей работе, ни дома. Оказалось, что он в Москве вообще нигде не был прописан, а жил у знакомого алкаша и чахоточника, вернувшегося из мест лишения свободы. Да и сам Суслов, оказывается, давно страдал тяжелой формой туберкулеза. Пропавшего Суслова так осенью и не нашли. Уголовное дело пришлось приостановить. А ровно через полгода он "материализовался" в летнем лагере.

— Ничего мне не нужно, кроме полноценной педагогической работы. Вот плохие работники и подставили меня, засадили в тюрьму. Заставили девочек, красавиц, умничек, лапочек, такое про меня наговорить. А я не маньяк. О каком извращении может идти речь? Я же не болен психически. Это интернатовские девочки все больные, они патологические врушки. Я не дотронулся ни до одной из них. Просто стоял и смотрел. Разве смотреть на обнаженное тело — не нормально для мужчины?
У меня у самого две взрослые дочери: одной уже 20 лет, другой 12. Я с ними всегда сплю, и купаемся мы вместе. Они сейчас навещают меня в тюрьме, плачут. И жена тоже плачет. Нет, вернее, плакала — она уже давно умерла, в 80-м году.
— Получается, что ваша младшая дочка родилась уже после смерти жены?
— Не знаю... — растерянно отвечает Суслов и задумывается.

Коля Суслов родился в городе Бобруйске, под Воронежем. Мать умерла при его рождении. В дальней деревне была у Коли родная бабушка, а в самом Воронеже жил еще и дядя. Но они судьбой малолетнего родственника не очень интересовались, отдали мальчишку в детский дом.
Коля мечтал поступить в педагогический, однако ничего из этой затеи не вышло. Личная жизнь не сложилась, хотя внешностью своей — породистой, даже аристократической — Николай мог гордиться. Многие очаровашки рыдали на плечах у подруг, натыкаясь на жестокий и совершенно необъяснимый его отказ продолжать близкие отношения.
А он их просто не видел — ни взрослых, созревших женщин, ни юных, едва распустившихся дев. Вся его невысказанная страсть и тоска по домашнему теплу сосредоточилась на вполне определенных объектах — маленьких детишках. Николай обожал ласкать взглядом их худосочные тельца. Он создал в своем воспаленном воображении философию и поэзию этой любви. Но не думал, что когда-нибудь его желания воплотятся в реальность.
"Маньячная" карьера Николая Суслова началась больше десяти лет назад, в Воронеже. Он работал тогда в детском доме. Жарким летом, во время ремонта душевых, повел своих "шестилеточек" искупаться в баню. Всех вместе — шестнадцать мальчишек и четырнадцать девчонок. И сам разделся перед ними...

— Они, грязнульки, не могли вымыться без моей помощи. Всему их надо было учить. Нет за сиротками родительского пригляда, вот и пришлось мне их самому подмывать — ручки, ножки, попки... Маленькие совсем эти детишки были, как я мог грязно приставать к ним?

Первая отсидка далась Николаю сравнительно легко. Отныне он не боялся несвободы. Однако в Воронеже его уже знали. И Суслов отправляется "на охоту" в Москву. Представительного мужчину с проникновенным и умным взглядом с радостью берут на работу в 68-й интернат.
— Когда я увидела Николая в первый раз, он шел по парадной, интернатовской лестнице, — вспоминает одна из тогдашних коллег Суслова, учительница с полувековым стажем Ада Николаевна. — Выхоленный, одет с иголочки, пахнет дорогими духами... Я даже еще позавидовала его жене — надо же, какой прекрасный мужчина ей достался. Потом я узнала, что Коля одинок. Он был обходительным, все пытался за мной так трогательно поухаживать — не как за женщиной, естественно, я ему ведь в матери годилась. Мои собственные дети даже смеялись над его "ухаживаниями". Он приходил ко мне со своими учениками, я поила его чаем с пирогами.
Мне его безумно жалко было. Ласковый, как собачка, и такой непростительно добрый. "Адочка Николаевна" — так он меня звал.
Однажды Николай с болью в голосе сообщил Аде Николаевне, что он считает себя "неприкаянным, бездомным псом, который никому на свете не нужен..." Она едва не расплакалась. А через какое-то время Суслова опять посадили...

— Я украл крупную сумму денег и поехал с моими подопечными отдыхать в Анапу. Ребятам нужно южное солнце. Мы купались в море, загорали весь день... Я даже пальцем до них не дотронулся. А ранней осенью мы вернулись домой. И я сном попал в тюрьму... За что, спрашивается? За то, что я люблю детей больше жизни?

Ада Николаевна ворошит прошлое бережно, как старые фотографии. В ее комоде хранятся снимки Николая. В глубине души старая учительница все еще жалеет его, как пожалела бы любого из своих учеников. Только боится, что об этом узнает ее дочь. Та строго-настрого запретила матери вспоминать про "маньяка".
— Такая несложившаяся, трагическая судьба. Коля — детдомовский, его кто-то испортил там. В интернатах и детских домах для детей с задержками умственного развития все друг с другом живут половой жизнью с малых лет. Там калечат души по цепочке. Кто-то сперва Коле жизнь изуродовал, потом настал его черед, а потом и его подопечные кого-то тоже испортят... Это нельзя остановить, это как проклятие. — Ада Николаевна задумывается. — Если бы вы знали, как я хотела, чтобы он вылечился от своей пагубной страсти. Я предлагала ему пойти к врачам, даже денег давала. А он не захотел. — И, напоследок, у нее с отчаянием вырвалось: — Он же умрет на зоне, точно умрет...

Суд над Николаем Сусловым состоялся в конце декабря прошлого года. Он был признан вменяемым в совершении инкриминируемых ему деянии. Приговор — три года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Это максимально возможный срок по "его" статье — 135 УК РФ — за совершение развратных действий без применения насилия в отношении лиц, не достигших четырнадцатилетнего возраста. На суде маньяк отказался от адвокатов и своим неадекватным поведением и резкими выпадами настроил против себя всех участников процесса.

Конвоир уводил его в камеру, слегка подталкивая в спину. Но Николай неожиданно обернулся и что есть сил закричал:
— А я все равно вернусь и буду учителем! Так и напишите, Катенька, я буду опять учителем... Всегда, до конца жизни. Никто не сможет отнять у меня моих детей... — и зашелся в судорожном кашле.