[14/10/1992, "Московский комсомолец" No 201 (14,451), Ольга Богуславская]

СОВЕТСКОЙ МИЛИЦИИ ПОСВЯЩАЕТСЯ

Железное алиби

Мы начинаем публиковать цикл материалов, постоянным грифом которого будут два слова: «Нераскрытые убийства».
Нам говорят: зачем? Их слишком много, И все равно ничего изменить нельзя.
Нельзя — это если молчать.
Но молчать нельзя. Это точно,
И если изо дня в день при ярком солнечном свете показывать людям, как и что делается для того, чтобы преступления оставались безнаказанными, — делать это станет все трудней и трудней.

ТОМА этого дела лежат в архиве Московской городской прокуратуры. Я его не видела. Архив переехал в новое помещение, дела не разобраны, нужно искать, а некому.
Все, что вы сейчас прочтёте, — результат моих собственных «следственных действий». Дело, о котором пойдет речь, начали расследовать в феврале 1981 года.
Погожим февральским днём в гости к бабушке приехала из Подмосковья внучка Ирочка, симпатичная, весёлая девочка 11 лет.
Знакомых поблизости не было, но девочка уже не маленькая — и ей разрешили пойти на каток. Дети ведь народ общительный. Были бы коньки да хорошая погода. А каток был виден из окна. Чего бояться?
И вот в 9 часов вечера Ирина мать забеспокоилась — девочка уже должна была вернуться. А тут и муж приехал домой ужинать. Ирина мама работала медсестрой, а папа — таксистом. И вот папа побежал на каток, а так как он волновался, да к тому же времени у него было не так уж много, он выбрал самый короткий путь. Путей было два: там, где обходить поближе, все было перекопано, — а второй куда длинней, но там дорожка ровная. Вот так они и разминулись.
На катка сказали, что девочка в пёстренькой курточке была здесь, но уже ушла. С ней вместе была другая девочка — в красной куртке.
Отец побежал на другой каток. Во дворах на Планерной улице их в то время было много. Там не нашёл, тут не нашёл. Сел в машину и объездил все дворы, которые были в округе.
Люди видели двух девочек. По их описанию — одна из них была Ира; и дети все подробно описали, рассказали, когда они ушли с катка и куда пошли.
Ещё не было 10 часов, когда Ирины родители заявили в 23-е отделение милиции об исчезновении ребёнка. Им ответили, что, наверное, она пошла к подружке.
На следующее утро в милиции опять успокоили: придёт.
Но Ира не пришла.

НА ЯРОСЛАВСКОМ вокзале шла посадка на поезд.
Когда поезд ушел и перрон опустел, какая-то женщина, которая караулила свои вещи, увидела два чемодана. Она решила, что в вокзальной суете эти чемоданы оставили люди, только что уехавшие на поезде, и вызвала милицию. Чемоданы привезли в камеру хранения, вызвали понятых и вскрыли.
Там находился расчлененный труп ребенка.
И очень аккуратно сложенные ботинки с коньками. И заколка для волос.
Позвонили Ириному отцу. Он приехал один, без жены.
Ириной матери там находиться было нельзя, невозможно.
Потому что это была Ира.

10 ФЕВРАЛЯ, то есть через 4 дня после исчезновения девочки и через 2 дня после обнаружения чемоданов, во всех таксопарках Москвы были вывешены объявления о том, что разыскивается таксист, который вез эти чемоданы. И цветные фотографии чемоданов с характерной перевязкой ярким сутажом.
Явился таксист. Он опознал чемоданы и описал человека, которого привез на Белорусский вокзал.
Таксист, молодой парень, оказался незаурядной личностью. Он ответил на вопросы, которые ему были заданы, и мог уйти. Но он считал, что не имеет права ограничиться дежурным собеседованием. Я думаю, он даже не разумом, а сердцем чувствовал, что не имеет права уйти просто так, ведь он был единственным человеком, который видел владельца чемоданов и сможет его узнать.
Таксист ходил, интересовался, беспокоился — ему сказали: чего ходишь? Вот сам его поймаешь, приведешь сюда — другое дело.
А теперь скажите: можете ли вы себе, представить, что таксист его поймал и привёл?

НИЧЕГО подобного мне лично слышать не доводилось.
Таксист увидел его в метро...
Он подошел к нему, сказал, что произошла кража, завёл его в отделение милиции метрополитена и оттуда позвонил в то, другое отделение милиции, где ему делали заказ. Попросил прислать машину. Машину прислали, но, когда они приехали в отделение, там никого не оказалось. Кто ушёл на обед, кто — на совещание. Короче, всем было не до них.
— Вы только не отпускайте его, это же он вёз чемоданы, — сказал таксист.
Через два часа он заехал узнать, как дела, и ему сказали: задержанный отпущен и хватит нам морочить голову...
Кстати, домой владельца чемоданов отпустил сотрудник милиции, который сейчас занимает солидный пост на Петровке. Быть может, в его действиях не было никакого злого умысла и, конечно же, не было, потому что он не вникал в подробности, а в подробности вникал оперативник, с которым задержанный К. учился в одной школе... И были они приятелями, и вместе выпивали, и, по счастливому совпадению, К. оказался командиром отряда дружины при 23-м отделении милиции. И в этом отделении его хорошо знали. Ну и, конечно, отпустили.
Нет, отпустили не сразу. Спросили, где был в субботу, когда пропала девочка.
Он сказал, что был у своих возлюбленных, сначала у одной, потом у другой. Их вызвали, они приехали и подтвердили: да, был.
Алиби есть? Есть. Свободен.

К. РАБОТАЛ на заводе инженером и был секретарем парторганизации, а также большим знатоком группового секса. Жил вдвоем с маменькой. И было ему лет 30 или чуть больше. Возраст любви.
Мать К., бывший работник милиции, в ту пору работала в пожарной охране Малого театра. И шнур, которым были перевязаны чемоданы, был из театра. Это был сутаж — и по оплётке, и по наполнителям все сошлось с тем куском, который оказался нашит на один из костюмов для спектакля «Каменный цветок». Сутаж искали очень долго. Перерыли все магазины, все базы, завели отдельный том под названием «Сутаж».
Но это было потом. А сначала следователь Московской городской прокуратуры, который ничего не знает про К., допрашивает все новых и новых претендентов на незавидную роль — из числа отдаленно схожих с фотороботом. Объяснение водителя такси попало к следователю чуть ли не через месяц, и она подивилась: кого же мы ищем? Вот же... А ей сказали — у К. железное алиби.
И следователь начинает отрабатывать это железное алиби.
Тем временем появляются новые подробности.
Во-первых, родители погибшей девочки два дня ходили по домам и набрали целый список свидетелей: многие слышали крик «мама!», видели девочек по дорога домой — из мозаичных кусочков начала складываться картина. Этот список отнесли в милицию — и там он исчез.
Во-вторых, из показаний свидетелей выплыла машина. Эту машину очень подробно описали дети. Кто-то в это время гулял поблизости, кто-то видел из окна. А машина-то, по описанию, оказалась милицейская, оранжевый рафик со шторками.
Мальчика, который подробно рассказал про машину, кто-то предупредил: мол, не замолчишь, расправимся с сестрой. Он не обратил на это внимания, и на сестру напали в лифта.
Стало страшно.
Оранжевая краска осталась на коньках, на чехлах от коньков и на Ириной одежде. Причем эксперты дали заключение, что машина была закрашена в 7 слоев, и если бы машину нашли, это было бы неординарное событие — не только для прокурорского следствия, но и — отдельно для милиции. Именно поэтому её и не нашли. Причем следователь прокуратуры Москвы работала не одна, ей помогали сотрудники одного из подразделений КГБ и ещё сотрудники отдела милиции на железнодорожном транспорта. Но даже и Комитету государственной безопасности не удалось проникнуть на милицейские автобазы. К. взяли под стражу в августе. Назначены экспертизы. А с ними началась череда неудач.
У девочки была обнаружена сперма, под ногтями — эпидермис кожи, но у обоих — у жертвы и у преступника — была четвертая группа крови. Разложить на составляющие не смогли.
Нашли мужской лобковый волос — но без луковицы, стало быть, считай, что и не находили.
Нашли на Ириных рейтузах микрочастицы с его одежды — но, видите ли, одежда у нас стандартная... Два феноменальных события встреча К. с водителем такси и работа экспертов с одним из чемоданов, в котором находились останки ребенка, — два из ряда вон выходящих события имели место в истории расследования этого преступления. И оба... Но надо рассказать про чемодан. Следователь отдала его на исследование микрочастиц. Вдруг звонок: срочно приезжайте. Приехала.
Она вошла в комнату, а там на подоконнике, на солнце, стоит чемодан, И косо падающие лучи высвечивают фамилию К. Она была написана мелком — остались следы, ну просто его собственноручная подпись.
Оказывается, так тоже бывает.
Попытались сфотографировать — не вышло.
Тогда следователь обратилась опять-таки в КГБ, и там на какой-то спецаппаратуре вытянули этот царственный автограф и дали в качестве экспертного заключения фрагмент этой надписи.

ТЕМ временем К. пишет собственноручное признание в изнасиловании и показывает на месте, как все было.
Версия К.: он познакомился у винного магазина с неким Володей, о котором, забегая вперед, скажу, что он как был, так и остался персонажам мифическим и никаких следов его существования обнаружено не было.
Так вот, познакомился с Володей. Выпили у магазина, потом сидели в его машине. Тоже пили. Увидели двух девочек. Подозвали. Одна сразу отошла и тем спасла себе жизнь, а вторая замешкалась. Это и была Ира. К. её схватил. Она начала кричать — этот крик слышали многие жители соседних домов — ей заткнули рот. Потом поехали в лес и там её изнасиловали. Затем К. вернулся домой, умылся, привел себя в порядок и поехал к своей любовнице. А девочка якобы осталась с Володей.
Далее опять появляется Володя. И говорит, что девочку нужно спрятать... Эксперты обнаружили в желудке ребенка 47 зерен дурмана обыкновенного. А дурман повышает половую потенцию. Кроме того, на шее остались следы свитера. Ребенка придушивали, начиналась асфиксия, при которой тоже увеличивается половая потенция, — и потом отпускали. А затем все сначала. Так ее истязали. Эксперты пришли к выводу, что ребенка насиловали трое суток. Потом убили и труп расчленили в ванной, в тёплой воде.
Инструмент, которым расчленили труп, обнаружен не был.
А К., когда писал свою повинную, то и дело спрашивал у следователя: а это как писать, а вот это? Писал долго.
И через несколько дней от всего отказался.
Сказал, что его избили, то есть вынудили взять вину на себя. Следователю пришлось заняться и этим. Действительно, избили, и сильно — сломали ребра, он лежал в больнице.
Но били его сокамерники. (Статья у него такая, нехорошая даже по мнению блатного сообщества. За это в камере всегда бьют.)

СУДЬЁЙ по делу об изнасиловании и убийстве малолетней Иры была Зинаида Александровна Опарина, известная в преступном мире под именем Зинка-червонец. Дела у нее в производства всегда были такие, что меньше 10 лет она не давала.
Дело слушалось три с половиной месяца.
Выезжали на место, смотрели видеозаписи, допрашивали экспертов. Помимо признания К. в распоряжении суда было 19 прямых и косвенных доказательств, которые в совокупности представляли целостную картину преступления.
К. признался в изнасиловании.
Судья Опарина вменила ему в вину изнасилование и убийство. Она разделила эти два злодеяния и за каждое в отдельности осудила его к высшей мере наказания. Сделано это было в предвидении того, что если кассационная инстанция отменит приговор за убийство, то приговор за изнасилование останется в силе. Не может не остаться.
Верховный суд России приговор отменил.
Прокуратура России внесла протест, который рассматривался в Президиуме Верховного суда.
Докладчик в Президиуме слово в слово повторил жалобу адвоката обвиняемого: доказательств вины никаких, а все, в чём признался, — результат физического воздействия. А ведь следователь даже проводила экспертизу повреждений, имевшихся у К. Эпизод его избиения в камере был расследован со всей возможной скрупулёзностью. Но это уже не имело значения. Президиум Верховного суда отклонил протест Прокуратуры России.
Приговор отменили.

Я ДОЛГО думала: чем же так задела меня эта старая история?
Сюжетом?
У меня других нет.
Тем, что приговор отменили?
Болит, но не поэтому.
И наконец я поняла: соучастие. То, что ему помогли. И помогли те, кому по должности положено было ему противостоять. Вы можете подумать, что я преувеличиваю, но меня поразило то, что следователь городской прокуратуры не смог добиться разрешения искать автомобиль на милицейских автобазах. Вдумайтесь, и вы поймёте, что это невероятно. Этот оранжевый рафик, прямо названный в экспертном заключении милицейским автомобилем, мог оказаться решающим звеном в цепочке найденных, но неутверждённых доказательств. И его не дали искать.
Я уже не говорю о том, что адвокат К. был в тёплых, приятельских отношениях с неким лицом из вышестоящей инстанции. Ну пусть даже так. В конце концов это личная заслуга адвоката, — значит, не зря ему люди деньги платят.
Но никаких приятельских отношений не хватило бы на то, чтобы устоять против бесспорной истины, которая, я думаю, укатила на милицейской машине...